Шауль-Айзек Андрущак

Еду в общественном транспорте, никого не трогаю, Рамбама "делаю", по уши увяз в каких-то кастрУльных ручках и прихватках...и вдруг, как гром среди ясного неба, гром очень незамысловатых, но громогласных матюков посреди салона транспортного средства. Материт суровый крупный мужик с бритой башкой, но небритыми щечками, облаченный в алкоголичку. Объект - парочка растерянных божьих одуванчиков, зажавших между собой авоську на колёсиках.
Первое впечатление - наших бьют: жлоб-антисемит, приехавший к нам на покойном тесте, щемит наших родненьких бабушек и дедушек...я уже даже привстал, подбирая слова, в которых буду описывать предстоящее рукоприкладство, хвастаясь перед женой, чтоб она была здорова, бланшами...но чу! Что я слышу (кроме Игги Поппа в наушнике: "Песенджер" - люблю, чтобы было концептуально)?
Короче, божьи одуванчики (приехавшие, как выяснилось, к нам на муже дочери) между собой негромко, как им казалось, перетирали на мордорским о том, какой этот Израиль мерзкая африканская клоака, как здесь все некультурно, какие евреи отвратительные и как отдельно жалко, что немцы не успели передушить хотя бы досо...Вот на этом повороте у лысого, сидевшего через проход от них, и сорвало резьбу. И он заговорил громко. Части мозаики пришлось складывать долго, потому что он выдавал ее гомеопатическими дозами, основное время тратя на довольно монотонное, при всей своей экспрессивности, скандирование идитевынахуев и вкрайужеохуевшиев. Но я справился. И уже открыл рот, чтобы присоединиться, но тут как раз мы подъехали к моей остановке. И я пошел хвастаться жене, чтоб она была здорова, тем, как я удержался и ничего не сказал божьим одуванчикам, гори они синем пламенем, в прямом и полном смысле слова.