Вот давеча - не то, шо нонеча...
С первого сентября первого класса я была маленькими близнецами Уизли, обоими сразу. В школу меня отдали в пять лет и десять месяцев, умеющую читать, писать, шизеющую от скуки (сильно подозреваю, что свой ADHD я просто переросла) и очень маленькую даже для своего возраста. Мне обязательно надо было что-то доказать этим всем, чьи головы терялись там, в облаках, и кто был способен просидеть за партой сорок минут кряду.
К октябрю мне единственной в классе разрешили писать шариковой ручкой, иначе чернилами были залиты не только мои тетради, но и по две парты во все стороны. К ноябрю я просто научилась доделывать программу урока минут за пятнадцать, отпрашиваться в туалет и шляться по коридорам.
Даже в школе сталинской постройки достаточно мест, откуда тебя не заметят, если громко не пиздеть и не ронять швабры. Но там тоже было скучно. Зато там можно было прятать плоскогубцы.
К пятому классу мама забрала меня из одной из лучших школ Одессы в одну из худших, поскольку работала там, а в лучшую отвозить меня было некому.
С местным контингентом я разосралась сразу и навсегда, поскольку читала вместо того, чтобы бегать на блядки, и знала большинство предметов лучше преподавателей. Мама была библиотекарем и соцработником, что в девяностые и в школе, где половина имела сидящих братьев, кое-кто - сидящих мам, а после седьмого класса это начинало касаться и самих детей, было работой для самоубийцы. И все лето она была занята в школе, разбирая книги и составляя учебные планы, которые потом никто не читал.
Учебники на следующий год я получала в июне и дочитывала к середине лета. Собственно, те предметы, что нельзя освоить по книжкам, типа математики и языков, я так и не знаю до сих пор. На остальных уроках все молились, чтобы я заткнулась и изредка ездила на свои олимпиады. (Маленькое лирическое отступление: на продленке я еще писала картины, которыми был увешан весь холл первого этажа, и которые украли "неизвестные вандалы" через три минуты после того, как мама сообщила директрисе, что я перехожу в лицей и их надо снять, поскольку мы их забираем)
Короче, если в хорошей школе мои идиотизмы были достаточно безобидны, то в интернате жалеть мне было некого, главное было не попасться, чтобы не влетело маме.
Школа, знаете ли, прекрасна в июле и августе, особенно если это огромный комплекс из четырех соединенных крытыми переходами зданий с огромной территорией и хреново запертым (при наличии плоскогубцев и двух месяцев свободного времени заперто хреново примерно все) чердаком. Так что летом я тоже составляла планы на весь следующий год, а территорию интерната считала своей личной собственностью.
В общем, я знаю, как обесточить школьное здание на любой срок. Я знаю, как при помощи кулька креветок и дрожжевого теста развести в столовой такую вонь, что ею пару дней не смогут пользоваться по прямому назначению. Я знаю, как за пятиминутную перемену притащить котенка в класс, заставить его нагадить на стул учительницы и унести обратно так, чтобы не спалиться даже перед одноклассниками (стукачество было вторым любимым спортом в этом бгоугодном заведении).
И меня за четыре года так и не поймали.
С девятого класса я перешла в лицей, где внезапно учиться надо было как проклятой, и лицей даже не узнал, сколько счастья он потерял в лице скучающей Алисы.
Так что когда мои дети начинают ныть, что в младшую школу нельзя красить ногти лаком или покупать тетрадки не того формата, мне хочется убить себя фейспалмом.
Салаги, блин. Нельзя им.