А и расскажу я, раз обещала, про то, как Shmuel Leib Melamud помогал мне прятать труп.

Было это году в 2004, мы уже встречались около года, причем Балу утверждает, что в принципе изначально встречался со мной с матримониальными планами. Но грязные эти свои поползновения он тщательно скрывал, дабы добыча не испугалась и не удрала в закат, разбрасывая из башки своих нажористых тараканов.

Тем более, что я была уже в отношениях, причем отношениях токсичных и абьюзивных - со своим котом Машенькой. Про Машеньку я писала уже, ссылку кину в коммент, страшный был человек этот кот. Но как любил меня, зараза, как любил *Алиса мечтательно закатывает глаза* .

Но ревновал Машенька меня страшно, агрессивно, химически, вокально и даже физически, ко всем мужикам старше десяти лет. Начиная от престарелого интеллигентного терапевта и дворника-алкаша, иногда спавшего в тряпичном шезлонге под нашими окнами. Жену алкаша кот игнорировал, цеплялся он только к мужчинам и только в моем присутствии.

В свое оправдание могу только сказать, что кастрация котов тогда была в Одессе еще новшеством, а когда лет за восемь до этого Машенька у нас появился - и вовсе чем-то неслыханным, как и парадигма, что кота, особенно крысолова, не следует выпускать на улицу.

Как я тоже писала, почему-то, один Бг знает почему, Машенька Балу одобрил и дал ему карт бланш, не пытаясь ни обоссать ему туфли, ни располосовать руки. Хотя сам в руки, разумеется, не давался - должна же быть у воина гордость. Так же этот берсерк дрался со всеми котами и бродячими собаками, забредавшими в наш дворик, и, разумеется, однажды таки занес себе в драке в рану какой-то злоебучий кошачий гепатит.

Кот сгорел буквально за пару дней, и покинул меня сильно заполночь с первого на второе января, в совершенно нехарактерный для Одессы лютый буран и дубак под минус десять.

Я, даже не фиксируя попытки мамы меня утешить, позвонила Балу и, рыдая и размазывая сопли по телефонной трубке, завыла, что Машка умер, совсем умер, это так ужасно, и надо что-то делать, я не знаю что делать, потому что Машка умер. Не уверена, что Балу вообще понял, кто там умер и кто эта Маша (называл он кота обычно совсем другими словами), но постучал в мою дверь минут через десять, что означало, что с Торговой в переулок Мечникова он бежал. Ни до, ни после (ни, собственно тогда) я больше не видела, чтобы Балу бегал.

Разъяснив, кто умер, Меламуд несколько меня успокоил, и ко мне пришла довольно странная идея кота похоронить. Вотпрямщас. Потому что не смогу я уснуть в одной квартире с мертвым котом, тем более с Машенькой, за ним же сейчас прилетят кошачьи валькирии всем своим оперным ансамблем, короче, вынь да положь кота в землю.
Вообще я к таким истерикам и требованиям не склонна, но в тот раз конкретно так психанула и ни о чем другом и думать не могла.

И что сделал Балу? Пошел хоронить кота. В мерзлую парковую землю. В минус десять. Первого января.

Ну то есть сначала он пошел к двери, а потом, пока я одевалась и заворачивала труп в наволочку, задал неприличный и неуместный в такой печальной обстановке вопрос, есть ли у нас с мамой лопата.
Я аж немного успокоилась от мысли, где у меня может случиться лопата. Мы с моей родительницей были матерью-одиночкой с юной дочерью, и из сельхозинструментов у нас был только ржавый напильник, вантуз и несколько пилочек для ногтей, не то, чтобы подходивших для этой задачи.

Балу закатил глаза и пошел за лопатой. Пошел красть у дворника в сарае лопату. Потому что ежу понятно, что в ночь с первого на второе января достучаться до любого одесского дворника не легче, чем до Дедушки Мороза с просьбой срочно подарить лопату, новенькую и блестящую.

Глядя, как Балу старательно ковыряет снег, у меня в голове сформировалась некая еще подспудная мысль. Что не знаю, как замуж, а держаться Меламуда точно надо, он крут и надежен. И в буран примчится, и соседа ради меня рискнет обокрасть, и труп спрятать. И все это ради меня, почему-то.

Глядя из Вальгаллы, эту сцену одобрял Машенька. Вокруг него вились сизокрылые помоечные валькирии.

#нашдомдурдом